ковалиный букварь
Стихи для детей (1965 - 1990гг.)
Черный ручей
В глухом лесу
Течет ручей.
Он из болот
Течет ручей.
И дно ручья - черно.
Ручей
Черней,
Чем крылья
Косачей.
Вдаль пробирается ручей
Среди коряг, камней, корней.
И корни обняли ручей,
Как сотни черных обручей.
Рычит ручей,
Ворчит ручей.
Застыли сосны над ручьем.
Бредет по берегу ручья
Усталый человек с ружьем.
Он заблудился,
Он устал,
Он от друзей своих отстал.
Но вот - ручей!
Журчит ручей!
Конечно,
Выручит ручей!
Из леса выведет ручей!
Вперед пять дней
И пять ночей
Ведет охотника ручей.
Они - охотник и ручей -
Друзья - охотник и ручей.
=
РЫЖИЙ КОТ
Сидит на крыше
Рыжий кот.
Он смотрит в небо
И поет.
А в синем небе
Самолет
Летит
Вперед!
Вперед!
Вперед!
Конечно,
Хочется коту
Туда же, в небо,
В высоту.
Ужасно хочется
коту
Лететь на «ИЛ» е
Или «ТУ».
Но самолет
Летит
вперед,
Он набирает
высоту...
Сидит на крыше
Рыжий кот.
Обидно
Рыжему
Коту.
=
Художник
Льется дождик,
Летний дождик -
Хлещет дождь, как из ведра.
Под дождем торчит художник -
Кисти,
Краски,
Борода.
Хлещет дождик,
Ветер дует,
А художник в ус не дует.
А художник в ус не дует -
Он рисует,
Он рисует.
С бороды бежит вода.
Он промок - но не беда!
Он рисует летний дождик!
Молодец!
Вот это да!
Рассказы и сказки для детей (1970 - 1995)
Фарфоровые колокольчики
Кому какой, а уж мне больше всего фарфоровый нравится колокольчик.
Он растёт в глубине леса, в тени, и цвет у него странный - малосолнечный. Не водянистый, но прозрачный, фарфоровый. Цветы его невесомы и трогать их нельзя. Только смотреть и слушать.
Фарфоровые колокольчики звенят, но шум леса всегда их заглушает.
Ёлки гудят, скрипят сосновые иголки, трепещет осиновая листва - где уж тут услышать лёгкий звон фарфорового колокольчика?
Но всё-таки я ложусь на траву и слушаю. И долго лежу, и уходит в сторону еловый гул и трепет осины - и далёкий, скромный слышится колокольчик.
Возможно, это не так, возможно, я всё это придумываю, и не звенят в наших лесах фарфоровые колокольчики. А вы послушайте. Мне кажется - звенят.
Летний кот
Тут на днях встретил я Летнего Кота.
Рыжий и жаркий, вобравший в себя солнечный зной, лениво развалился он в траве, еле шевелил усами. Заслышав мои шаги, он поднял голову и строго поглядел: дескать, проходи, проходи, не заслоняй солнце.
Целый день валялся Кот на солнце. То правый бок подставит солнцу, то левый, то хвост, то усы.
Начался закат и кончился. Наступила ночь, но долго ещё что-то светилось в саду. Это светился летний солнечный Кот-подсолнух.
Морошка
Под ногами мох – мягкий мохнатый мох.
Солнечные ягоды, оранжевые и жёлтые, рассыпались по моховой поляне. Морошка.
Жёлтые – спелые, оранжевые – вот – вот созревают.
Ягода морошка немного похожа на белую малину. Кажется, это маленькие малинки растут среди мха.Но морошка не такая сладкая и душистая, как малина. А всё – таки морошку на малину я не поменяю. Северный таёжный у неё вкус, и сравнить её не с чем, разве со вкусом росы.
Морошка вобрала в себя всю свежесть сырого леса, всю сладость мохового болота, и свежести оказалось много, а сладости – чуть – чуть.
Но кому сколько надо: один пьёт чай вприкуску, другой – внакладку.
Когда устанешь под мешком после долгого пути, когда в горле у тебя пересохло, морошка кажется мёдом – моховым и прохладным болотным мёдом.
Воспоминания, интервью, статьи
Веселье сердечное
Совсем еще недавно в Москве на Рождественском бульваре жил Борис Викторович Шергин.
Белобородый, в синем стареньком костюме, сидел он на своей железной кровати, закуривал папироску «Север» и ласково расспрашивал гостя:
– Где вы работаете? Как живете? В каких краях побывали?
До того хорошо было у Шергина, что мы порой забывали, зачем пришли, а ведь пришли, чтоб послушать самого хозяина. Борис Викторович Шергин был великий певец.
За окном громыхали трамваи и самосвалы, пыль московская оседала на стеклах, и странно было слушать музыку и слова былины, пришедшие из давних времен:
А и ехал Илия путями дальными,
Наехал три дороженьки нехоженых…
Негромким был его голос. Порою звучал глуховато, порой по-юношески свежо.
На стене, над головой певца, висел корабль, вернее модель корабля. Ее построил отец Бориса Викторовича – архангельский помор, корабел, певец, художник. И сам Борис Викторович был помор архангельский, корабел, певец и художник, и только одним отличался он от отца: Борис Викторович Шергин был русский писатель необыкновенной северной красоты, поморской силы. Истории, которые рассказывает он в книгах, веселые и грустные, случались во времена давние и совсем близкие, и на всех лежит печать какого-то величественного спокойствия, вообще свойственного северным сказаниям.
=
Полностью воспоминания о Б.В.Шергине можно прочесть в книге "Опасайтесь лысых и усатых", в том числе - в её электронном варианте.
На барсучьих правах
С Иваном Сергеевичем Соколовым-Микитовым познакомиться я никогда в жизни и не мечтал. Для меня это был писатель из давних времен, вроде Мамина-Сибиряка. С детских лет я знал и любил его книги, но все-таки даже фамилию произносил неверно: Мики'тов вместо Микито'в.
Но вот случилось так, что я лишился постоянной работы в штате одного из полутолстых журналов, сделался, как тогда говорили, «вольным стрелком» и искал любых литературных заработков. В журнале «Вопросы литературы» мне предложили делать интервью с мастерами слова. Я обрадовался и как-то быстро и весело приготовил интервью с Павлом Григорьевичем Антокольским. Работать с ним было чудесно. Павел Григорьевич бурлил. Он вдохновенно сам себе задавал вопросы и не ленился на них отвечать. Интервью наше напечатали, приметили, где-то перепечатали, на какой-то язык перевели – вполне успешное начало. Но после этого дело застопорилось. Никак не мог договориться с журналом, с кем из писателей готовить следующий материал. Мне вяло предлагали что-то, я вяло отказывался. Но вот наконец раздался звонок, из-за которого сейчас, через двенадцать лет, взялся я выступить в роли мемуариста:
– Любишь ли ты Соколова-Микитова?
* * *
Интервью с чаепитием. В сочетании этих двух слов заключена какая-то неестественность. Так я и чувствовал себя в день первого знакомства с Иваном Сергеевичем. Хотелось просто попить чаю, поболтать о том о сем с хозяином, очень располагающим к сердечной беседе. Но приходилось делать дело – журнал «Вопросы литературы» висел надо мной, денег там даром не выдавали.
Само слово «интервью» вызывало у Ивана Сергеевича некоторую насмешку.
– Это что же, ваша работа – «интервьюер»? – спросил он.
Я и растерялся, и застеснялся, принялся что-то лепетать и объясняться и в конце концов все-таки рассмешил хозяина, предложив называть меня – «интервьюра».
=
Полностью воспоминания о И.С.Соколове-Микитове можно прочесть в книге "Опасайтесь лысых и усатых", в том числе - в её электронном варианте.
Взрослая проза и поэзия разных лет
Красная сосна
Тогда-то, в феврале, на набережной Ялты, в толпе, которая фланирует меж зимним зеленым морем и витринами магазинов, я увидел впервые этого человека.
В шляпе изумрудного фетра, в светлом пальто с норковым воротником, очень и очень низенького роста, в ботинках на высоких каблуках, он брел печально среди толпы, опустив очи в асфальт, а толпа вокруг него бурлила и завивалась. Особенно любопытные забегали спереди, чтоб осмотреть его, другие шли поодаль и глаз с него не спускали. Причиною такого любопытства была кукла, огромная, в полчеловека кукла, которую он влек за собою, обхватив за талию.
Кукла склоняла свою русую голову к нему на плечо, и он шептал ей что-то, не обращая на толпу никакого внимания.
Изредка маленький печальный господин останавливался у какого-нибудь лотка с бижутерией или у газетного киоска, разглядывал товары, советовался со своей спутницей и восклицал:
- Это совсем недорого!
Спутница во всем с ним соглашалась.
И он покупал что-нибудь для нее. Я сам видел, как он купил янтарное ожерелье, накинул ей на шею, покачал восторженно головой:
- Это вам к лицу!
Кукла сделана была хорошо. Я отметил про себя и русые волосы, и розовые щечки, цветастый плащ и ботики с розовыми бантами. Но слишком уж приглядываться казалось мне неудобным. Иногда стыдно глазеть вместе с толпою. Я прошел немного за человеком с куклой, стало мне за себя неловко, и я отстал.
В ту зиму каждый день ходил я на этюды...
=
Продолжение рассказа "Красная сосна" можно прочитать по ссылке в электронной версии сборника "Опасайтесь лысых и усатых".
Бушприт
Тёмный крепдешин ночи окутал жидкое тело океана.
Наш старый фрегат «Лавр Георгиевич» тихо покачивался на волнах, нарушая тишину тропической ночи только скрипом своей ватерлинии.
– Грот-фок на гитовы! – раздалось с капитанского мостика.
Вмиг оборвалось шестнадцать храпов, и тридцать три мозолистых подошвы выбили на палубе утреннюю зорю.
Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в своё одеяло.
=
Весь пергамент "Суер-Выер" можно прочитать по ссылке. Наслаждайтесь!